«Самое ужасное, что я понял в сумасшедшем доме, — то, что я могу избрать безумие и спокойно жить, не работая. В тюрьме я узнал, что такое ненависть, жестокость и полное бессилие. Это было в тысячу раз хуже дома для психически больных» — 73 года Пауло Коэльо.
Детство и юность будущего писателя Пауло Коэльо были непростыми, ему довелось пережить самые разные ситуации, порой экстремальные и жестокие — вроде психиатрической клиники и тюрьмы, где во время бразильской диктатуры его пытали люди из полувоенных формирований.
Он отличался строптивым характером, хотел все познать, как истинное дитя 1968 года — время открытий и безумств. И он постоянно искал что-то, что могло бы наполнить его душу, не позволяя условностям, принятым в семье и в обществе, приобрести власть над собой. Он всегда был убежденным нонконформистом, но при этом, если ошибался, всегда имел смелость признать свои ошибки.
В детстве маленького Пауло заставляли посещать церковь каждое воскресенье, а в старших классах иезуитского колледжа он был вынужден ходить туда каждую пятницу. Мама будущего писателя в те годы переживала кризис веры и начала смотреть на религию с менее суровой и традиционной точки зрения. Сам Паоло считал, что «католицизм — это последнее, к чему он обратится». Он вызывал у него отвращение.
Поступив на юридический факультет университета Рио-де-Жанейро, Пауло вскоре с треском оттуда вылетел – за свое уже ставшее традиционным несогласие с преподавателями. Кстати, перед выпуском из школы Коэльо три года просидел в выпускном классе. Получить аттестат он смог только после того, как родителя дали взятку руководству школы.
После отчисления из университета родители Паоло добились помещения своего отпрыска в психиатрическую клинику. этого всеми правдами и неправдами. Много позже, когда Коэльо уже стал известным писателем, он решил выяснить, на каких основаниях он был принудительно помещен в это учреждение. И каково же было его удивление, когда он узнал, что в медицинском заключении говорится, что он раздражителен, навязывает другим свои политические взгляды, учится все хуже и хуже, что он в своем поведении все больше впадает в крайности, а мать подозревает наличие у него сексуальных проблем. И что все это говорит о необходимости госпитализации. Будущему писателю было тогда семнадцать лет.
Как говорит сам Коэльо, «…мне кажется, главная опасность безумия не в нем самом, а в привычке к безумию. Когда я был в сумасшедшем доме, я понял, что могу выбрать безумие и провести всю жизнь, ничего не делая, просто изображая сумасшедшего. Это огромное искушение, я о нем писал в книге «Вероника решает умереть». Там, хотя и в романизированном виде, отразилась часть того, что мне довелось пережить в клинике. Жизнь в доме для умалишенных показала мне, что уже на третий день начинаешь говорить: Что ж, я постепенно привыкаю, здесь не так уж плохо, даже удобно, не грозят никакие внешние тревоги. Это было что-то вроде материнской утробы, в которой чувствуешь себя в безопасности…»
А вот как писатель рассказывает об опыте трех побегов из психиатрической клиники: «Я был заперт на девятом этаже, мне не разрешали выходить, я считался опасным сумасшедшим. Мне давали кучу лекарств, применяли электросудорожную терапию. Я провел в той палате почти два месяца, не видя дневного света. От этого действительно можно было свихнуться.
Там был лифт, но им управлял лифтер. И вот однажды я вошел в лифт вместе с ним и другими людьми, спустился, вышел и непостижимым образом в дверях почувствовал себя свободным. Все было как у Кафки в одном рассказе, где говорится о человеке, который приходит к воротам замка и спрашивает: «Можно войти?» Страж не отвечает, и перед самой смертью человек возвращается и спрашивает стража: «Почему ты не впустил меня?» А страж, который тоже уже состарился, отвечает: «Я же не сказал тебе «нет». Ты спрашивал, а мне запрещено было отвечать, почему же ты не вошел?» То же самое случилось со мной в клинике: я спустился на лифте как был, в пижаме, и, конечно, больше ни за чем не вернулся, у меня не было с собой денег, вообще ничего. Я пошел пешком к одному своему другу, который дал мне гитару и немного денег, и тогда я подумал: «Что мне теперь делать?» — и начал путешествовать и работать. Я не созванивался с родителями два месяца, но дела пошли совсем плохо, не было денег даже на еду. Я позвонил, и, конечно, они сказали, чтобы я скорее возвращался, что все будет хорошо, что они больше не отправят меня в клинику. Они послали мне денег, потому что я находился очень далеко, и я вернулся.
Прошел еще год, и снова пошли разговоры: «Пауло сошел с ума, он теперь хочет играть в театре!» К тому времени помимо страсти к писательству моей новой страстью стал театр. И меня в третий раз отправили в клинику. Я снова сбежал, но на этот раз лифтера предупредили, чтобы он следил за мной и не давал мне сбежать. Во второй раз я сбежал, пользуясь тем, что меня повели к стоматологу. Моему лечащему врачу пришла в голову блестящая мысль, что я потерял контроль над собой из-за зуба мудрости, который начал у меня расти и причинял мне боль. Врач решил, что я не понимаю, откуда берется боль, и от этого веду себя агрессивно по отношению к другим. По дороге от зубного я и сбежал.
Я снова отправился странствовать, но вернулся домой, потому что остался без гроша, а когда вернулся, сказал: «Теперь я действительно сумасшедший». В тот момент я был уверен, что действительно не в себе и не хочу больше убегать. Прошло около двух недель, я был ко всему безразличен, ни на что не реагировал».
По материалам книги А. Хуана «Пауло Коэльо. Исповедь паломника»
