В тот день когда я убила своих ещё не родившихся детей, вместе со мной потоками слез рыдало и небо.
-Так надо, малыш — убеждал меня муж — сейчас не время, у нас все еще будет… потом.
Серый осенний вечер, я возвращаюсь после суточного дежурства домой, на душе кошки скребут.
В квартире тихо, на кухонном столе записка: «малыш, к ужину не жди, буду поздно».
Нашему браку двадцать лет. Муж мечтает о детях.
Он говорит, что во сне слышит их голоса — Машки и Мишки — похожих на него и даже качает их в люльке-зыбе. А недавно в переходе метро купил большого плюшевого медведя, и он теперь спит рядом с нами.
Кап-кап-кап — стучит дождь по стеклу.
А память — словно зыбучий песок — снова и снова затягивает меня в тот роковой день, в котором все происходит как в замедленном действии: будто в зеркальном лабиринте я кружу на одном месте, а тысячи детских лиц смотрят на меня отовсюду, протягивают ко мне руки и плачут. Я хочу вырваться из этого наваждения, бежать, но не могу; я бьюсь о стеклянные стены, теряю силы в поисках выхода, падаю, поднимаюсь, снова падаю, кричу от усталости и отчаяния, но… все двери заперты, я — в ловушке.
Утро будит ароматом кофе. Бреду босиком на кухню. На столе записка: «малыш, будить не стал, вечером провожу в аэропорт, целую.»
Впереди — двухнедельный отпуск, я улетаю одна, муж обещает присоединится позже, говорит — работа.
Кап-кап-кап — барабанит дождь по стеклу.
…
Африка, бесконечный горячий песок, воздух пропитан жаром.
Мой проводник — араб немного говорящий по русски — обещает удивить меня.
В машине прохладно, звучит тихая, музыка. Едем долго. Остановка. Дальше пешком.
Спутник помогает мне выбраться из высокой машины, ноги по щиколотку тонут в песке, стоять шатко — засасывает.
Идти тяжело, дышать тоже. Песок с противным скрипом оседает на зубах, прячется в складках одежды в разы утяжеляя ее. Пустыня, зной.
В небольшом отдалении друг от друга стоят две покореженные, ржавые бочки — в таких перевозят бензин. Зачем они здесь? Нелепость…
Жестом проводник приказывает мне встать между ними.
-Чуть назад и правее, сюда — рукой он показывает на торчащий из земли сук, просит повернуться.
Небо… песок… бочки, а между ними — чуть вдалеке — город! В нем озеро, улица, деревья, дома. От легкого дуновения ветра по воде бежит рябь, в одном из окошек колышется занавеска — кто-то стоит за ней. Я различаю силуэты детей — мальчика и девочки. Они машут мне, зовут к себе и я машу им в ответ.
Мне нужно к ним; снимаю кроссовки — песок раскаленными углями вонзается в стопы. Пританцовывая на месте, делаю шаг вперед; проваливаюсь по щиколотку в зыбкий песок, выдергиваю ногу, тут же увязаю опять, падаю, поднимаюсь, бегу. Воздух обжигает лицо, песок попадает в глаза, вызывая резкую боль, голова раскалывается, мысли путаются, снова проваливаюсь по колено, падаю; в бессильном отчаянии пытаюсь зацепиться за зыбучий песок, поднимаюсь, бегу, падаю…
Пространство впереди искривляется, силуэты детей теряют четкие очертания, город раскачивается, словно карточный домик складывается и исчезает.
От страшной догадки на миг останавливается дыхание,
по телу разливается свинцовая усталость, сил и желания двигаться нет, в душе — пустота.
Закрываю глаза, мотаю головой из стороны в сторону, с немым вопросом смотрю на проводника…
-Мираж — беззвучно, одними губами подтверждает он мою догадку, смотрит на часы, на небо, опять на часы, качает головой.
Я оборачиваюсь назад — там где только что был город — мутное оранжевое пятно.
Мы возвращаемся в отель.
Разом сгущается тьма. Звездное небо смотрит на меня холодным мерцающим взглядом.
Начинается дождь, но его капли испаряются, так и не долетев до капота машины.
